Обыденное течение жизни порой приобретает зловещие очертания раковой опухоли, что ежеминутно разрастается глубинными метастазами, лишая все вокруг привычных ценностных координат. Все надоело: одинаковые дни сменяют друг друга, пустые лица окружающих, даже самых близких людей, вызывают не апатию, не анемичные реакции и даже не истерики в духе «Пропади оно все пропадом!», а просто отвращение, тошнит уже физически от осознания своей ничтожности, ненужности, брошенности. И подчас, чтобы хоть как-то раскрасить своё тоскливое существование, человек слепо совершает поступки, за которые ему предстоит многократно раскаяться, но как же сладостно было в те мгновения, когда Рубикон пересекался. Впрочем, кое-кто спасается от собственноручно созданного кошмара одиночества куда как изощреннее. 

Экранизация культового романа британской писательницы Зои Хеллер «Скандальный дневник», снятая в 2006 году Ричардом Эйром, имевшем длительный опыт телевизионных и театральных постановок, в переложении драматурга Патрика Марбера начинается с обманчивого сюжетного хода, как эдакая педагогическая драма в самом что ни на есть традиционном стиле, с педалированием конфликта непонимания между учителями и учениками. Впрочем, ожидать английский вариант «Доживем до понедельника» не стоит совсем; «Скандальный дневник» в сущности кино намного более многослойное и даже циничное, даром что весь авторский цинизм цитируется закадровым текстом главной героиней ленты — неприятной, неприветливой, не вызывающей никаких к себе положительных чувств Барбарой в исполнении Джуди Денч. Её предысторию зритель так и не узнаёт толком, но мотивы, которыми руководствуется в своей жизни Барбара, нельзя назвать созидательными. Не сумев выстроить свою жизнь должным образом, увядая в злобе и нереализованности, Барбара постепенно стала тем типом манипулятора чувств, что с лёгкостью способны расположить к себе людей или слабых, или лишённых смысла жизни, притвориться им другом, чтобы далее пользоваться этой дружбой в любом удобном для себя случае. Её презрение, желчь, ненависть ко всему миру, её неспособность принять чужое если не счастье, то хотя бы благополучие, обрекают Барбару на саморазрушение, но прежде чем свершится оное, она отыграется на славу. Графоманство таки грех, но мизантропия ещё больший. И ей больна не только Барбара, но и сам режиссёр, оставляющий историю без жирной точки, при том, что ленте присущ киноязыковой реализм, даже некоторый визуальный примитивизм, придающий ощущение некоего вуайеризма, подсматривания за жизнью обычных и таких несчастных в основном людей(в ключевой для сюжета ленты сцене имеет место натуральный вуайеризм, причём естественно, что роль подобного наблюдателя играет Барбара, в то время как зритель ленты с самого начала оказывается вовлечённым в эти увлекательные игры страсти). 

Эйр, между тем, изначально взятую тему педагогики довольно быстро оставляет где-то далеко на периферии, ибо режиссёра интересует иной социальный институт — не школа, но семья. Которой нет у Барбары, чьими глазами и с чьих слов ведётся практически все повествование картины, и которая есть у Шебы — той, что для опытной и властной Барб кажется её отражением. И это отражение сильно ей не нравится, а значит надо в любом случае разбить это мерзопакостное зеркало на мелкие осколки, разрушить приторную притворность обыденного счастья новой учительницы, превратить Шебу, что пала жертвой типичного рокового влечения отнюдь не к невинному созданию, а к коварному юнцу, ложью заманившего её, в своё подобие. И именно это и есть самоцелью бытия героини Джуди Денч — сотворение энтропии, ибо её внутренняя природа не может замыкаться лишь на самой себе, так и самой впору сгореть на костре своих ярости и человеконенавистничества. Её дневник является квинтэссенцией истинной сущности Барбары; на этих страницах, исписанных геморроидально мелким почерком, она не притворяется доброй, не лицемерит. Интимный дневник, идеальное средство шантажа для очередного куража, но на поверку лишь гадкого миража, что кажется спасением от рутинности. Но только ли в ней дело? Трагедия Шебы заключается в хрупкости её характера, в её невозможности избежать порока, ведь он так сладок, коль в жизни этой самой сладости на губах нет совсем, тогда как трагедия Барбары — в её замкнутости, неприметности и жестокости, воистину адское сочетание.