Joe Dassin: Дверь в лето.

В начале лета 2005 года друг соблазнил меня поехать с семьями на отдых в Сочи (тогда мало кто мог подумать, что через год там начнётся олимпийская лихорадка). Помню, мы в диком темпе паковали вещи, заказывали такси, грузились в самолёт… Спешка была ужасная. Единственное, что я успел сделать «для души» – это кинуть в сумку томик Павича и нарезать пару MP3-дисков. В эти последние часы я плохо соображал и записал, что под руку попалось. Пока мы летели, потом ехали, путешествие мало походило на реальность и казалось сном. Машинально я вытащил плейер, перебрал диски и поставил один из тех, новых. И вдруг, когда в наушниках зазвучали наплывающие волны L'ete Indien, у меня замерло сердце: показалось, будто кто-то вышиб меня в эту жаркую тропическую реальность – всё стало таким ярким, живым и ЗНАКОМЫМ, что я испытал самый сильный в моей жизни приступ Dejá Vú. Помню, я испугался и всю дорогу до гостиницы соображал, что виновато: нервное напряжение, суета дорожных сборов или две рюмки коньяку, пропущенные в самолёте. И вдруг меня как ударило: я понял всё.

Я не был в Сочи 30 лет – последний раз я отдыхал с родителями в Лазаревском перед тем, как пошёл в первый класс. Случилось это в 1975 году.

А это было лето Джо Дассена.

Дассен для советского человека больше чем певец. Для многих этот красивый улыбчивый француз в неизменном белом костюме стал даже не символом Франции – символом эпохи. В Советском союзе он был популярнее, чем «АББА» и «Битлз», его интимный, бархатный баритон раздавался из каждого радиоприёмника (в этом смысле ему просто повезло – французскую эстраду власти гнобили не так свирепо, как англоязычную). Биография Дассена для нас тоже была полна белых пятен, благодаря всё тому же информационному голоду. Ходили слухи, что Дассен – канадец, что он сын русских эмигрантов, что популярность его во Франции давно уже угасла… Про его частную жизнь вообще никто ничего не знал. Пластинки его появились не сразу, магнитофоны тоже были далеко не у всех. В новогоднем «Концерте артистов зарубежной эстрады» прокрутили ОДНУ его песню (Le dernier slow) – этого было достаточно, чтобы русский слушатель полюбил Дассена навсегда. Когда в 1979 году он приехал с гастролями в Москву, концертный зал гостиницы «Космос» чуть не треснул от наплыва публики. Мало кто знал тогда, что этот взлёт был для Дассена выходом из тяжелейшего кризиса (как творческого, так и жизненного), и уж никто не мог предположить, что взлёт этот будет последним.

Джозеф Дассен родился в 1938 году, в США, в семье известного режиссёра Жюля Дассена и скрипачки Беатрис Лонье, и его дед действительно был евреем русского происхождения. Когда Джо исполнилось семь, в США грянула эпоха Маккартизма, началась «охота на ведьм», и Жюль Дассен, автор фильмов о безработных американцах, попал в чёрные списки. Семья перебралась в Европу и после долгих странствий осела в Париже. Джо сменил 14 школ и вынужден был выучить три языка. В 1955 году, тяжело перенеся развод родителей, он снова едет в Штаты, где поступает в Мичиганский университет, а в свободное время дуэтом с другом поёт под гитару песни любимого Жоржа Брассанса. В начале 60-х новоиспечённый доктор этнографии возвращается в Париж. Карьера певца его совсем не привлекает – он пишет эссе, новеллы, публикуется в прессе, работает ведущим на радио, мечтает снимать кино… Однако спустя пару лет Джо напоёт на магнитофон две песни для своей подруги – шутки ради та отнесёт их знакомому звукоинженеру с французского филиала студии CBS, и руководство фирмы вцепится в Дассена бульдожьей хваткой. Это был первый контракт с французским певцом за всю историю CBS, которая до того торговала в Европе исключительно американскими дисками.

Альбому, о котором пойдёт речь, предшествовали десять лет эстрадной карьеры. Дассену пришлось многое пережить, прежде чем состоялось его «возвращение в белом». Шёл 1975 год. Дассен пережил затяжной кризис – у него родился и сразу умер сын, после чего последовал развод, в двух его последних альбомах не было хитов, а наступившая эпоха диско сильно подорвала его популярность. Дассен пребывал в депрессии и даже подумывал об уходе на покой. Чудо произошло внезапно: продюсер Дассена, Жак Пле, в поисках нового хита наткнулся на песню никому не известного итальянца Тото Кутуньо, от которой пришёл в восторг. В предельно короткие сроки был написан французский текст. Так появилась L'ete Indien – «визитная карточка» Джо Дассена. К концу года она вышла в 25 странах, на пяти языках и имела огромный успех, в отличие от оригинальной версии группы «Albatros» – ну как тут не поверить в чудо? Однако эта песня не вошла ни в один прижизненный альбом певца: в те времена считалось невыгодным включать в них уже вышедшие синглы. В итоге диск Le Costume Blanc вышел без неё.

Но и без того песни были великолепны (почти половина вошла в сборную пластинку, выпущенную в СССР). Открывающая альбом Et si tu n'existais pas – такой же великий хит, как и «Бабье лето». Вкрадчивое вступление, тихий голос певца, женские подпевки и затерянный в пространстве одинокий трубач – всё это мгновенно создаёт картину осеннего моря, пустынного пляжа, где тревожные резкие скрипки звучат как порывы холодного ветра, приносящего запах дыма и палых листьев… У нас знают именно такого Дассена: лиричного, задумчивого. Но Дассен как исполнитель не был однобок: он пел испанские, итальянские, французские песни, жанровые сценки, а начинал вообще с кантри. Именно такова Il faut naitre a Monaco – весёлая, дурашливая джига с банджо, с гнусавым техасским акцентом – под такую вполне могли отплясывать первые американские поселенцы. Наши составители включают в сборники, в основном, романтичные «медляки», но трудно представить Дассена крутящим лассо под L'ete Indien (а лассо было неизменным атрибутом его выступлений). Следом идут ещё три «нетленки» – Chanson Triste, Le Costume Blanc, и восхитительная L'Albatros с её скрипками и лёгкомысленной флейтой. Alors qu'est-ce que c'est? – не более чем зарисовка, но вот следующая – Ca va pas changer le Monde опять закружит нас в осеннем танце узких улочек старого Парижа…

А дальше – Salut. Тут комментарии излишни. У Дассена был потрясающий талант подать песню так, будто он обращается непосредственно к каждому слушателю. Это – именно такая песня (много лет спустя похожую по настроению вещь запишет наша группа «Секрет»). К концу 70-х Дассен отточил это умение до совершенства, и вписаться в эти рамки было очень тяжело. Удивительно, но тандему Кутуньо – Паллавичини это удалось: они проработают с певцом до самого конца (впоследствии Кутуньо суждено ещё несколько раз изумить музыкальный мир, но об этом не здесь). Четыре оставшиеся песни – Carolina, C’est la nuit, Ma musique и Piano Mecanique тоже нет нужды представлять, разве что последняя – галантный реверанс музыке наших дедушек, не так известна русскому слушателю, как три других, но поверьте, она того стоит. А что касается L'ete Indien… давайте считать, что и она здесь присутствует. В качестве «бонус-трека». Потому что без неё нельзя. Ну... просто никак нельзя.

Этот короткий альбом искрится волшебством высшей пробы, сегодня, к сожалению, утраченным. «Белый костюм» буквально спас Дассена от забвения, а следующий диск – Le jardin du Luxembourg с 12-минутной заглавной композицией окончательно вернул ему трон и корону. У него рождаются ещё два сына. Казалось, всё идёт как надо, и жизнь прекрасна, но летом 1980 года, во время отдыха на Таити у Джо Дассена внезапно остановилось сердце. Спасти его не смогли.

Да, так порой распоряжается судьба. У этого красавца, бившего чечётку и плясавшего джигу на каждом концерте, было слабое сердце, и он это знал (это выяснилось ещё в Америке, когда медкомиссия признала его непригодным к армейской службе). Но даже три инфаркта не заставили его сбавить темп. Джо не щадил себя, до самозабвения работал в студии и никогда специально не готовился к выходу на сцену – каждый его концерт был импровизацией.

Мы привыкли связывать понятие «французская эстрада» с шансоном, но Дассен никогда не был шансонье в привычном смысле этого слова. Да, порой он сам писал свои песни, но при этом всегда «держал дистанцию»: всем было ясно, что перед ними – звезда эстрады с большой буквы. Он не был бунтарём – ни в Америке во времена рок-н-ролла, ни потом, в эпоху Парижских «уличных боёв» (хотя студенты и подняли его на щит), но с его появлением классический шансон стал выглядеть архаичным, а местные эпигоны Запада – так и вовсе беспомощными. Фактически, Дассен заложил совершенно новые традиции французской эстрады, которым она пытается следовать до сих пор (надо добавить – безуспешно). За тридцать лет никто не смог занять опустевшую с его смертью нишу. Дассен остался явлением уникальным, как Элвис, Фрэнк Синатра или Джим Моррисон. Обычный артист не может одновременно быть громким и тихим, публичным и интимным, весёлым и грустным – а Дассен был именно таким. В его сердце всегда жила осень той поры, которая в России называется «бабьим летом»: несколько последних тёплых дней, после которых всё вокруг умрёт, и на земле настанут холода. Кто чувствовал, как сладко щемит сердце в эти дни, тот меня поймёт.

Но всякий раз, когда звучит хрипловатый, тёплый голос Джо Дассена, воображение уносит меня в позднее южное лето, к солнцу и морю, к пальмам, звёздам, стрёкоту цикад, к черешне и шелковице.

И мне кажется, что зима не наступит никогда.