The Police. Враги хорошего.

Жизнь, она как зебра: полоса белая – полоса чёрная, чего не скажешь о музыке: многие «чёрные» стили ныне успешно пересажены на «белую» почву, и имена «садовников» как правило известны. Ритм-н-блюз стал рок-н-роллом только после Элвиса. Белый блюз придумали Джон Майал и Алексис Корнер. Белый техно-хаус – New Order. Белый рэп... ну, это Эминем. А вот кто придумал белое реггей? И вообще, существует ли оно как отдельный стиль? В своё время я сильно озадачился этим вопросом: в музыке «новой волны» отчётливо звучали слабые доли. Так кто ж это был? Ответ, как ни странно, можно найти в нашем отечестве. В начале 80-х Владимир Кузьмин спел песню «Кикимора», в которой были такие строчки: «Она хитра, как сотня старых лис, и втихомолку слушает “Полис”». Ключевое слово здесь – «втихомолку»: вокруг этого имени неизменно царила зона странного молчания. Наши критики писали об этой группе хоть и редко, но всегда с оттенком похвалы, в то время как самих «Полис» в СССР никто не слушал; их не гоняли на дискотеках, а их записями обменивались исключительно продвинутые филофонисты и профессиональные музыканты. На чёрном рынке на сто дисков Deep Purple приходился дай бог один «полицейский». Причин сего явления я не знаю.

Но белое реггей в любом случае изобрели именно они, The Police.

Собрал группу американец Стюарт Коупленд, игравший ранее в команде Curved Air, а брат его, Майлз, занимался менеджментом и владел собственной маленькой студией грамзаписи. Это была довольно обеспеченная семья (их отец, бывший сотрудник ЦРУ, был советником арабских нефтяных шейхов), братья выросли в Бейруте, бегло говорили по-арабски, а в 66-м году перебрались в Лондон, где как раз застали время перемен. Заканчивались 70-е. Старые группы звучали как из-под воды, всё решали спецэффекты, стихи засорила хипповая чушь, а музыку – длиннейшие импровизации. Панк-рок ураганом прошёлся по британской сцене, снеся к чертям всю эту шелуху. Стюарт, напористый, молодой барабанщик, тоже мечтал о группе, которая использовала бы простые и реалистичные идеи панка. Более-менее сносный гитарист нашёлся быстро, а вот с вокалистом были проблемы: ни один брызжущий слюной горлопан Стюарта не устраивал. Помог случай: в местном клубе играла джаз-роковая группа из Ньюкасла Last Exit. Сама группа Коупленду не понравилась, но солист произвёл на него большое впечатление: у него был необычный тембр голоса, он виртуозно владел бас-гитарой, носил свитер в жёлтую и чёрную полоску, откликался на прозвище Стинг, а вне сцены преподавал английский в католической начальной школе св. Павла в Кремлигтоне. Звали его Гордон Самнер. (Думаю, сейчас многих изумил тот факт, что нынешний кумир интеллектуалов и любимчик блондинок Стинг когда-то играл панк-рок.) Стюарт не пожалел времени и сил, чтоб переманить его в Лондон. Написав несколько коротких энергичных номеров, они выпустили сорокапятку на семейной фирме Коуплендов и стали выступать в местных панк-клубах. В июне 77-го на одно такое выступление заглянул знакомый гитарист Энди Саммерс, игравший у Майка Олдфилда и Эрика Бёрдона. Прежний гитарист уже не справлялся со сложными партиями – группе требовался новый, который сохранил бы энергию панка, но играл технично и нестандартно. Саммерс идеально вписался в группу.

Отбросим эти скучные, сухие факты. Лучше задумайтесь, какие люди собрались в этой группе: «прогрессивный» барабанщик, джазовый контрабасист и «белый» блюзмен. Задумались? А теперь представьте, что они натворили, когда пришли в панк-рок! Им просто невозможно было подражать, настолько сложным и техничным было их исполнение. Хотя трио не сразу снискало успех: «динозавры» рока пренебрежительно отмахивались от них, а панки относились настороженно, нюхом чуя в этих чистеньких ребятах засланных казачков. Группа буквально перебивалась с хлеба на квас. Анекдотичным стал случай, когда они подписались на рекламу жвачки Wrigley, для чего им пришлось перекраситься в блондинов. Теперь все трое выглядели как братья, внеся последний штрих в образ группы. Но всё изменилось, когда в 78-м году вышел их первый альбом, прогремевший по обе стороны Атлантики. Песни были интересными и остроумными, звучание – резким, новаторским, жалящим, а коктейль из реггей и панка произвёл ошеломляющее впечатление.

Первым диском «Полис», который попал мне в руки, был их второй альбом Reggatta de Blanc, и с тех пор, как в моей коллекции появился этот стильный диск в сине-серебряной обложке, я стал их ярым фанатом. Песни Message In A Bottle и Walking On The Moon навсегда поселились в плей-листе моего плейера. Но даже эти достижения померкли на фоне их новой работы Zenyatta Mondatta – великолепного образчика гитарной «новой волны» в её рафинированном, чистом виде.

Дизайн обложки – триумф простоты и хорошего вкуса: три портрета, вписанные в треугольник, – в профиль, анфас и три четверти. Думаю, витиеватое название и образ пирамиды на конверте возникли неспроста: музыканты только что завершили изнурительный гастрольный тур, во время которого посетили Индию и Египет. Новых песен практически не было, всё приходилось сочинять на ходу. Им стоило многих усилий настроиться на работу в студии и закончить альбом в указанный срок. Впрочем, я часто замечал, что самые интересные вещи возникают именно при сильном сопротивлении материала. Так вышло и на этот раз.

Don't Stand So Close To Me начинается монотонным гулом, в которые вплетаются «танцующие» тарелки и стрекочущая гитара. «Молодой учитель в грёзах школьницы, она хочет его так ужасно и знает, что он её – тоже...». Этот рассказ о школьном учителе и его ученице, девчонке вдвое младше его, явно написан под влиянием «Лолиты» Набокова. Стинг много читал, сам работал учителем и не раз был свидетелем таких грустных отношений, исполненных эротизма и безысходности, с гневными укорами в учительской и злобными пересудами за спиной. Вообще, Стинг всегда поднимал очень нестандартные темы (первый хит «Полис», Roxanne, вообще был о любви к проститутке), но делал это с какой-то обезоруживающей горечью и неподдельной страстью. Следующая песня, Driven To Tears, единственная была написана до гастролей – здесь слышно, как умело группа пользуется паузами и тишиной. Между тем, речь идёт о бедственном положении в странах третьего мира, возможно, поэтому соло Саммерса какое-то сердитое. А вот следующая песня целиком и полностью отдана во власть басиста и ударника, и уж они резвятся вовсю. Редкие вкрапления гитары лишь обрамляют ведущую тему (длиннющее название When The World Is Runnin Down, You Make The Best Of What's Still Around, пожалуй, стоит перевести: «Когда мир катится к чертям, ты получше используешь то, что вокруг»). Следующая вещь, Canary In A Coalmine – одна из любимых у меня на этом диске; это задорная, с лёгким ритмом и блестящей гитарной партией песня, где влюблённый парень сравнивается с канарейкой в угольной шахте: у обоих кружится голова. Стинг, сын простого молочника из Таунсайда – пригорода шахтёрского Ньюкасла, просто не мог пройти мимо такой параллели. А вот Voices Inside My Head – холодный «атмосферный» джем, где Саммерс блестяще работает со своим любимым эхо-эффектом, в то время как Стюарт выдаёт череду замечательных барабанных отбивок, а Стинг тут как бы ни при чём: его расслабленный голос звучит где-то далеко, «в голове». Замыкающая песня, Bombs Away – удачная вещица Коупленда. «Восточное» гитарное соло здесь наверняка навеяно недавним путешествием по Египту; в этих «плясках моджахедов» не хватает только криков «Аллах акбар!» и радостной пальбы из «калаша». Но в те времена подобные заигрывания были вполне допустимы, и песня смотрелась как ещё один упрёк милитаристам, посылающих солдат на смерть ради собственной карьеры и чинов.

Вторую сторону открывает ещё один великий хит с бессмысленным названием De Do Do Do, De Da Da Da, перед которым меркнут любые «Тутти-Фрутти» и «Рэдди-Тедди». Впрочем, это как раз такой случай, где текст совершенно не важен – так, очередная болтовня очередного влюблённого. Стинг и Стюарт здесь играют на редкость экономно и красиво, и только Энди отчаянно чешет струны своим медиатором. В своё время я был просто в восторге от этой вещицы, равно как и от следующей – инструментала Саммерса Behind My Camel («За моим верблюдом») – тягучей, качающейся стилизации под Восток. Эта звуковая картинка была настолько яркой и рождала такой однозначный образ, что в тот год завоевала «Грэмми» в номинации «Лучшая инструментальная композиция». Следующая вещь, Man in a Suitcase – немножко суетливая песенка в стиле реггей, где Стинг жалуется на бесконечную жизнь странника, опять навеяна недавними гастролями и явно перекликается с Чеховским «Человеком в футляре» – Стинг всегда был благодарным читателем.

В общем-то, по-хорошему следовало бы остановиться тут – и мне, и музыкантам. На альбоме есть ещё две песни: странная, изломанная Shadows In The Rain в стиле реггей, с брякающими фортепианными нотами и скрежещущей гитарой, и невразумительный завершающий номер The Other Way Of Stopping за авторством Коупленда. Ну, с «Другим способом остановиться» всё ясно – Стюарт никогда не был сильным композитором. Но вот как они ухитрились так испоганить Shadows In The Rain – для меня долгое время являлось загадкой. Видимо, им и впрямь приходилось нелегко в условиях творческого цейтнота, если в альбом попали такие студийные черновики и не очень удачные джемы (это притом, что в то же время была записана такая восхитительная вещь, как I Burn For You). Несколько лет спустя Стинг выпустит свой первый сольный диск, «гвоздём» которого станут те самые «Тени...», записанные в мощной, горячей джаз-роковой аранжировке. Но это совсем другая история.

В тот год в опросе журнала «Melody Maker» «Полис» заняли 3-е место, вслед за Pink Floyd и Led Zeppelin. Я люблю этот нервный, немного недоработанный альбом, в своё время он стал для меня настоящим откровением. Творчество «Полис» стало отправной точкой для десятков гитарных групп, ибо они были лучшими. Немудрено, что за их записями гонялись, в основном, профессионалы. В то время, как «нормальные» панки исповедовали непрерывное шумоизвержение, «Полис» демонстрировали редкий такт в обращении со звуком и совершенно джазовое умение держать паузу. Игра музыкантов на этом альбоме виртуозна и изобретательна. Поколение «новой волны» подарило рок-музыке только трёх великих гитаристов, и Саммерс – один из них. Поразительно, насколько разные конструкции он умудрялся создавать в масштабе коротких песенок – в его распоряжении редко бывало больше восьми тактов. Коупленд, без сомнения, был одним из лучших ударников своего времени, а Стинг блестяще совмещал причудливые басовые партии с пением и сложными, философскими текстами. Его надрывный, высокий вокал стал одним из самых узнаваемых в поп-музыке (сам он говорит, что на него в этом плане сильно повлиял джазовый певец Лео Клейн). Но вот как композитор Стинг оказался намного талантливее и Коупленда, и Саммерса: новые диски Ghost In The Machine и Synchronicity с нелицеприятной жестокостью это подтвердили (хотя я люблю их не меньше «Зеньятты»). Звучание становилось всё лучше и чище, но при этом из него уходило что-то живое, импровизационное. Помимо прочего, Стинг отличался жёстким, деспотичным характером. Как ни странно, несмотря на своё джазовое прошлое, он всё любил заранее прорабатывать до мелочей, в то время как Коупленд был прирождённым импровизатором. Покладистому Энди до поры до времени удавалось сглаживать острые углы, но в конце концов постоянные трения отравили обстановку в группе. В 1986 году, после серии благотворительных концертов в пользу организации Amnesty International «Полис» собрались в студии, чтоб записать свои старые песни в новой обработке, но за день до начала работы Стюарт Коупленд сломал ключицу, играя в поло. Это окончательно переполнило чашу терпения Стинга. Все двадцать дней, отведённые для записи, музыканты только и делали, что спорили и ругались, после чего разошлись в разные стороны. Сухая, бездушная, практически цифровая версия Don't Stand So Close To Me (музыкантам пришлось задействовать сэмплер) – вот всё, что осталось от той неудачной попытки.

Дальнейшая судьба всех троих сложилась по-разному. Энди Саммерс выпустил несколько не очень удачных сольных дисков и плодотворно работал с великим Робертом Фриппом. Стюарт Коупленд записал и выпустил оперу, после чего ушёл в киномузыку (сегодня на его счету около шестидесяти озвученных фильмов и сериалов). Что касается Стинга, то ещё до окончательного разрыва с коллегами он записал первый сольный альбом, а после сделал блестящую одиночную карьеру. Он действительно прекрасный музыкант, однако даже в самые лучшие годы его подводила однобокость видения: лишённый оппозиции в лице Коупленда, он быстро впал в самолюбование. Что интересно – он так и не нашёл барабанщика, который смог бы адекватно выразить его мысли. С ним работали музыканты высочайшего класса – Омар Хаким, Ману Катче, Винни Колайута, но заменить Коупленда у них не получлось.

А первый вопрос, который ему задавали на каждой пресс-конференции, был: «Почему распались "Полис"?» Наверное, этот проклятый вопрос в итоге его доконал, иначе как объяснить, что в 2007 году, после совершенно неожиданного альбома лютневой музыки Songs From The Labyrinth, Стинг принял решение заново собрать великую группу? Обычно подобные "возрождения" оборачиваются пшиком, но здесь эффект был сравним с возвращением Ричарда Львиное Сердце из Палестины. Турне 2007 года сопровождал грандиозный успех. Даже странно, что на этот раз всё сложилось более-менее удачно, и все со всеми ужились и договорились. Всё-таки хорошо, что в этой прекрасной группе играют всего три человека.

Будь их там хотя бы четверо, они давно бы уже поубивали друг друга.